«Итоги», N. 22, 2005 г., Диляра Тасбулатова
«Цветы запоздалые»
"Запомните: никогда, ни при каких обстоятельствах я не стану подчиняться продюсерскому диктату - как родился независимым, так, видимо, и умру таковым", - заявил Джим Джармуш в эксклюзивном интервью "Итогам"
Джим Джармуш - самый яркий представитель американских "независимых", автор культового "Мертвеца" и певец Нью-Йорка, живая легенда мирового кино - получил в Канне Гран-при, второй по значению приз. Впрочем, мнения по поводу его новой картины "Сломанные цветы" (название можно перевести и как "Цветы запоздалые") резко разделились. Многочисленные фаны Джармуша, обожающие его и приветствующие каждый его шаг, каждый новый экзерсис, были недовольны и этой наградой, полагая, что именно Джармуш с его выразительным бэкграундом, с его неповторимой манерой киноповествования достоин "Золотой пальмовой ветви". Другие, менее восторженные, ругали картину, отмечая, что при всех фирменных фишках и примочках "Цветы" - коммерческое произведение, уступка мейнстриму и масскульту. Третьи пошли еще дальше, назвав картину Джармуша "подделкой" и "дешевкой", игрушкой без начинки, где былое мастерство лишь обеспечивает сюжетную пустоту и внутреннюю усталость. Сам Джим Джармуш продолжает держаться с достоинством бывалого "независимого", давая понять, что и под пыткой не признается, что пошел на поводу у продюсеров и нетребовательных зрителей. После премьеры "Сломанных цветов" корреспондент "Итогов" взял эксклюзивное интервью у знаменитого американского режиссера.
- Господин Джармуш, радикально настроенная часть критики обвиняет вас в том, что вы сняли абсолютно коммерческую картину...
- Наплевать. Пусть обвиняют. Моя работа состоит не в том, чтобы вымерять по микронам, более или менее коммерческое кино я снимаю. Я работаю, не задумываясь о таких мелочах. Запомните: никогда, ни при каких обстоятельствах я не стану подчиняться продюсерскому диктату - как родился независимым, так, видимо, и умру таковым. Каждый мой фильм идет от души, каким бы он ни был. И каждый - малобюджетный. Это уже о чем-то говорит. Кроме того, все не так просто: коммерческое кино, как вы выражаетесь, бывает замечательным. И грань между авторским и коммерческим кинематографом порой довольно зыбкая.
- Значит, понятие "независимый" уже не так актуально, как прежде, когда вы начинали?
- А вот здесь все тоньше и одновременно грубее. С одной стороны, "независимые" в Голливуде - низшая каста. Как бы оскорбительно это ни звучало. А с другой, происходит вот что. Голливуд взял на вооружение это понятие и манипулирует им, как хочет, подменяя смыслы, называя "независимым" абсолютно коммерческое кино.
- То, что многие знаменитые режиссеры, показавшие здесь свои картины, повернулись лицом к зрителю, стали более удобопонятными - это хорошо или плохо, как вы думаете?
- Да, дилемма. И плохо, и хорошо. По крайней мере это наводит на размышления.
- О том, что великому кинематографу приходит конец?
- Что-то в этом роде. Хотя никогда не знаешь, куда двигается искусство. Неисповедимы его пути. Великое кино, как вы понимаете, иногда вырастает из чепухи, из масскульта, из обрывков впечатлений, навеянных улицей, а не, скажем, Шекспиром или Данте. Это не линейный путь, здесь все непросто.
- Стихи растут из сора, как сказала одна русская поэтесса?
- Абсолютно. Иногда - из болезни. Мой друг как-то страшно заболел, едва не умер: температура под сорок и все такое прочее. И вот в таком состоянии он вдруг взял и написал три песни, трясясь в лихорадке, в полном бреду. Наутро ничего не помнил - правда, перед ним, как в сказке, лежали тексты его песен. Ничего более гениального он потом не смог сделать. Как это происходит, откуда берется? Никто не знает, не ведает. Во всяком случае, процесс созидания - абсолютно бессознательный, я в этом убежден. Когда я пишу диалоги для своих сценариев, я специально выключаю сознание. Ничего рационального.
- Поговорим о "Сломанных цветах". Как вам работалось с Биллом Мюрреем? С другими звездами - Шарон Стоун, Тильдой Свинтон, Джессикой Ланг?
- Замечательно! Билл всех веселил, создавал на площадке атмосферу праздника. Причем у меня так - в группе всегда все равны: и разносчик кофе, и суперзвезда. Все хохотали, когда Билл брался за свое - он человек необыкновенно остроумный, феерический, человек-оркестр. И мягкий, никогда не давит своим остроумием. Это он заставил меня полюбить его героя, Дона. Вначале этот циник и донжуан был мне не слишком симпатичен. Но Билл меня к нему постепенно приучил. С моими женщинами тоже было необыкновенно хорошо работать. Надо сказать, что я вообще больше люблю женщин, их таинственная сущность притягивает меня гораздо сильнее, чем мужская определенность. Кроме того, женщина всегда умеет выслушать и понять тебя. И я благодарю Бога за то, что и в личной жизни связан с женщиной, которая принимает меня таким, какой я есть, - со всеми моими прибамбасами, моим прошлым, с недостатками, которых хоть отбавляй.
- Извините за наивный вопрос - но о чем, собственно, ваш фильм? О невозможности отцовства, об отсутствии Отца?
- И об этом тоже. И о любви, которую мой герой все время догоняет и не может догнать. Потому что как раз на пике своих взаимоотношений с женщиной, он - раз! - и увлекается другой. Как будто бежит от самого себя, хочет заполнить зияющую пустоту своей души. И сын, которого он ищет, может стать шансом для него.
- Но в конце концов он ведь так никого и не находит, опять остается в своей пустоте?
- На это я бы так ответил: мой фильм о том, что в жизни ответов нет. Что жизнь, простите за трюизм, есть тайна. И любовь - таинство. Хорошо, как мне кажется, что мой герой в начале фильма получает письмо без подписи; это дает ему шанс встретиться со всеми своими бывшими, как бы восстановить порванную связь времен. И он каждый раз надеется - а вдруг именно у этой родился его сынЙ
- Позднее раскаяние?
- Или рождение заново. Обретение души.
- Вы, видимо, последний романтик мирового кинематографа...
- Не только я, но и мои коллеги, "братья по разуму". Я просто счастлив, что нахожусь здесь среди моих единомышленников, что в Канн приехали Гас Ван Сент, Вим Вендерс, Дэвид Кроненберг, Хоу Сяо-Сен, Ларс фон Триер, Атом Эгоян. И что со всеми ними я участвую в одном конкурсе.
- И последний, прозаический вопрос: где вы находите деньги на свои картины?
- За пределами США и Голливуда. Например, в Японии. Японцы иногда не знают, куда девать деньги, и вот здесь-то я тут как тут (смеется). Зато они никогда не лезут ко мне со своими советами и продюсерским диктатом, сразу заявляя, что сборы их вообще не интересуют. Причем все построено на честном слове, я даже никакого контракта не подписываю. Что в Голливуде совершенно невозможно.
«Цветы запоздалые»
"Запомните: никогда, ни при каких обстоятельствах я не стану подчиняться продюсерскому диктату - как родился независимым, так, видимо, и умру таковым", - заявил Джим Джармуш в эксклюзивном интервью "Итогам"
Джим Джармуш - самый яркий представитель американских "независимых", автор культового "Мертвеца" и певец Нью-Йорка, живая легенда мирового кино - получил в Канне Гран-при, второй по значению приз. Впрочем, мнения по поводу его новой картины "Сломанные цветы" (название можно перевести и как "Цветы запоздалые") резко разделились. Многочисленные фаны Джармуша, обожающие его и приветствующие каждый его шаг, каждый новый экзерсис, были недовольны и этой наградой, полагая, что именно Джармуш с его выразительным бэкграундом, с его неповторимой манерой киноповествования достоин "Золотой пальмовой ветви". Другие, менее восторженные, ругали картину, отмечая, что при всех фирменных фишках и примочках "Цветы" - коммерческое произведение, уступка мейнстриму и масскульту. Третьи пошли еще дальше, назвав картину Джармуша "подделкой" и "дешевкой", игрушкой без начинки, где былое мастерство лишь обеспечивает сюжетную пустоту и внутреннюю усталость. Сам Джим Джармуш продолжает держаться с достоинством бывалого "независимого", давая понять, что и под пыткой не признается, что пошел на поводу у продюсеров и нетребовательных зрителей. После премьеры "Сломанных цветов" корреспондент "Итогов" взял эксклюзивное интервью у знаменитого американского режиссера.
- Господин Джармуш, радикально настроенная часть критики обвиняет вас в том, что вы сняли абсолютно коммерческую картину...
- Наплевать. Пусть обвиняют. Моя работа состоит не в том, чтобы вымерять по микронам, более или менее коммерческое кино я снимаю. Я работаю, не задумываясь о таких мелочах. Запомните: никогда, ни при каких обстоятельствах я не стану подчиняться продюсерскому диктату - как родился независимым, так, видимо, и умру таковым. Каждый мой фильм идет от души, каким бы он ни был. И каждый - малобюджетный. Это уже о чем-то говорит. Кроме того, все не так просто: коммерческое кино, как вы выражаетесь, бывает замечательным. И грань между авторским и коммерческим кинематографом порой довольно зыбкая.
- Значит, понятие "независимый" уже не так актуально, как прежде, когда вы начинали?
- А вот здесь все тоньше и одновременно грубее. С одной стороны, "независимые" в Голливуде - низшая каста. Как бы оскорбительно это ни звучало. А с другой, происходит вот что. Голливуд взял на вооружение это понятие и манипулирует им, как хочет, подменяя смыслы, называя "независимым" абсолютно коммерческое кино.
- То, что многие знаменитые режиссеры, показавшие здесь свои картины, повернулись лицом к зрителю, стали более удобопонятными - это хорошо или плохо, как вы думаете?
- Да, дилемма. И плохо, и хорошо. По крайней мере это наводит на размышления.
- О том, что великому кинематографу приходит конец?
- Что-то в этом роде. Хотя никогда не знаешь, куда двигается искусство. Неисповедимы его пути. Великое кино, как вы понимаете, иногда вырастает из чепухи, из масскульта, из обрывков впечатлений, навеянных улицей, а не, скажем, Шекспиром или Данте. Это не линейный путь, здесь все непросто.
- Стихи растут из сора, как сказала одна русская поэтесса?
- Абсолютно. Иногда - из болезни. Мой друг как-то страшно заболел, едва не умер: температура под сорок и все такое прочее. И вот в таком состоянии он вдруг взял и написал три песни, трясясь в лихорадке, в полном бреду. Наутро ничего не помнил - правда, перед ним, как в сказке, лежали тексты его песен. Ничего более гениального он потом не смог сделать. Как это происходит, откуда берется? Никто не знает, не ведает. Во всяком случае, процесс созидания - абсолютно бессознательный, я в этом убежден. Когда я пишу диалоги для своих сценариев, я специально выключаю сознание. Ничего рационального.
- Поговорим о "Сломанных цветах". Как вам работалось с Биллом Мюрреем? С другими звездами - Шарон Стоун, Тильдой Свинтон, Джессикой Ланг?
- Замечательно! Билл всех веселил, создавал на площадке атмосферу праздника. Причем у меня так - в группе всегда все равны: и разносчик кофе, и суперзвезда. Все хохотали, когда Билл брался за свое - он человек необыкновенно остроумный, феерический, человек-оркестр. И мягкий, никогда не давит своим остроумием. Это он заставил меня полюбить его героя, Дона. Вначале этот циник и донжуан был мне не слишком симпатичен. Но Билл меня к нему постепенно приучил. С моими женщинами тоже было необыкновенно хорошо работать. Надо сказать, что я вообще больше люблю женщин, их таинственная сущность притягивает меня гораздо сильнее, чем мужская определенность. Кроме того, женщина всегда умеет выслушать и понять тебя. И я благодарю Бога за то, что и в личной жизни связан с женщиной, которая принимает меня таким, какой я есть, - со всеми моими прибамбасами, моим прошлым, с недостатками, которых хоть отбавляй.
- Извините за наивный вопрос - но о чем, собственно, ваш фильм? О невозможности отцовства, об отсутствии Отца?
- И об этом тоже. И о любви, которую мой герой все время догоняет и не может догнать. Потому что как раз на пике своих взаимоотношений с женщиной, он - раз! - и увлекается другой. Как будто бежит от самого себя, хочет заполнить зияющую пустоту своей души. И сын, которого он ищет, может стать шансом для него.
- Но в конце концов он ведь так никого и не находит, опять остается в своей пустоте?
- На это я бы так ответил: мой фильм о том, что в жизни ответов нет. Что жизнь, простите за трюизм, есть тайна. И любовь - таинство. Хорошо, как мне кажется, что мой герой в начале фильма получает письмо без подписи; это дает ему шанс встретиться со всеми своими бывшими, как бы восстановить порванную связь времен. И он каждый раз надеется - а вдруг именно у этой родился его сынЙ
- Позднее раскаяние?
- Или рождение заново. Обретение души.
- Вы, видимо, последний романтик мирового кинематографа...
- Не только я, но и мои коллеги, "братья по разуму". Я просто счастлив, что нахожусь здесь среди моих единомышленников, что в Канн приехали Гас Ван Сент, Вим Вендерс, Дэвид Кроненберг, Хоу Сяо-Сен, Ларс фон Триер, Атом Эгоян. И что со всеми ними я участвую в одном конкурсе.
- И последний, прозаический вопрос: где вы находите деньги на свои картины?
- За пределами США и Голливуда. Например, в Японии. Японцы иногда не знают, куда девать деньги, и вот здесь-то я тут как тут (смеется). Зато они никогда не лезут ко мне со своими советами и продюсерским диктатом, сразу заявляя, что сборы их вообще не интересуют. Причем все построено на честном слове, я даже никакого контракта не подписываю. Что в Голливуде совершенно невозможно.
ЖИВИ и РАДУЙСЯ жизни, ТВОРИ и СМОТРИ кино.